под потолком - круглая туча дыма. пахнет туберкулезом и еще чем-то.
вороватым, хулиганским, запретным. чай в огромных фаянсовых кружках.
подобие уюта. она непрестанно курит и смеется. я хочу, чтоб все
закончилось, и мы пошли в постель.
- понимаешь, а ведь мне придется красть тебя у них. у них всех. как
puzzle. ты любишь складывать мозаику?
- да. да. - киваю головой, перехватываю ее руку, зависшую над пепельницей
и целую пальцы. палец за пальцем. - кради меня у всех, у кого хочешь. у
меня самой. - глупый бабий бред. набор привычных, незначащих ничего
звуков. в живот летит тупая указка возбуждения.
***********************************
она была со всеми. с каждой. с каждой по одному разу. она помнила их
имена, цвет их волос. все, что так славно похоронила моя память.
у нее не хватало времени на встречи со мной, а я не понимала в чем дело.
трудно было что-то вычленить из ее бредового: "ворую тебя. я целыми днями
ворую тебя..." мне это даже льстило, казалось: девочка помешалась на мне,
просто голову потеряла. в наши короткие пёстрые ночи с ней происходили
превращения. она подолгу рассматривала мое лицо, ощупывала глазами каждый
уголок, а потом, внезапно, бросалась целовать меня. жадно. судорожно.
делала мне больно. извинялась. вскакивала с постели и нагая носилась по
квартире, сшибая в темноте вещи.
"всюду ты, ты! - шептала, вперившись в потолочную трещину - скоро я сама
смогу зачать тебя, выносить и родить. тогда тебе придется жить самой. без
меня. без кого бы то ни было. и, может быть, мы еще встретимся."